Буря в стакане

По склону Фудзи ползи скорее
Туда, где ветер и чаек стон...
Летать рождённый, белеть и реять,
В утёсах мирных ты кинул схрон.

Порвали парус, в руке синица,
Никто не гнётся и не скрипит.
В тумане моря всё только снится
Тому страдальцу, чей разум спит.

И вьются тучи, и миг уносит
И свежесть жизни, и ум, и честь...

Ему бы прелесть полётов в небо,
Ему бы радость светлей лазури --
А он, болезный, покоя просит,
Как будто буря в покое есть!

Запоздало солнце грето...

Запоздало солнце грето
Вдоль ракушечника мяты --
Золотым лучом ответа,
Голубым ростком заката.

От росы солёным дымом
Полыхают полустанки,
Где лишайников с обрыва
Колея идёт под танки.

Амарантом отчудело,
Да по шпалам, да по шпалам;
Невозбранно и несмело
Сердце -- голубым и алым...

Что ни день -- то солнце пето
На столешнице распятой...
Отшелушившийся где-то
Полетит с толпой куда-то

Мне 33

Земную жизнь пройдя на треть,
Я понял только это:
На свете надобно гореть --
Так чтоб прибавить света.

Талантам надо помогать,
Сограждан не лохматить
И Землю на плечах держать --
Покуда силы хватит.

При этом знать, что жизнь -- игра,
А хлеб -- всему основа,
И жить, и наживать добра --
В хорошем смысле слова.

Слепой Надежде поручать
Пробиться сквозь ненастье;
Ворчать, крепчать, но не серчать --
Ковать из глины счастье.

Уходят вдаль богатыри:
За далью дольней -- чудо.
Я не пророк. Мне тридцать три.
Черно и мор повсюду.

В саду Эдемском тишь да гладь,
А в Гефсиманском -- черти,
Нисходят с юга благо дать
В рассветный час до смерти.

Красиво жить не запретишь,
Контракт подписан кровью.
Нетопыри сигают с крыш,
Предвестники злословья.

Дождём осядет ночь ножей
По ржавым водостокам
Сквозь вереницы этажей,
Разбитых настежь окон.

Земная жизнь, как ни крути,
Не станет сладкозвучной.
А в небесах после шести
Торжественно и скучно.

Наива чистый бриллиант
Заласкан до утраты.
Я всё сказал. Где -- мой -- талант?!
Лопату мне, лопату!

Ведь пропадаешь ни за грош,
При полном при параде...
А вот те шиш! Не проведешь
Нас на мякине, дядя!

Всё синим пламенем гори,
Я больше ждать не буду!
Бросай дурить! Мне тридцать три --
Готовьте крест, иуды!

Меня спросите, в небо глядя...

Меня спросите, в небо глядя:
Какое солнце ночью светит?
Зачем огромный хвост комете?
И от чего уходят дети?

И я отвечу, в небо глядя:
Никто не светит в ночь и в стужу;
Кометам хвост совсем не нужен;
Исхода путь ведёт по лужам.

А вслед мне небо, на ночь глядя:
Но -- гало мокрого трамвая...
Но -- Галатея как живая...
Но -- галок молодая стая.

Ночная зарисовка

Давно умолкла та струна,
Что с гулом лопнула когда-то;
Давно просрочен час заката,
В наш час -- копчёная луна.

Собой заполнила дворы;
Невзрачно, холодно и сыро.
Прозрачно-тонкий запах сыра
Проник сквозь тайные миры.

В наш час урочный, пусть не в срок,
Созвездья поднимают копья --
Сполохов разноцветных хлопья
В Её возносятся чертог.

Грустна судьба рекламных смальт,
А электрическое скерцо
Из голубого сыплет сердца
Горстями злато на асфальт.

И снова ты в Её раю --
Той, чьё второе имя -- Время,
Чьё гипнотическое бремя
Мерцает где-то на краю.

Фиолетовый сон

Я вернулся в свой сон, фиолетовый сон.
Колокольчатый призвук с неясных сторон,
Топкий запах болот, тишины целина
И окрест на сто лет -- только я и она.

За семь верст до небес я принес ей дары.
Миновав очумелые эти пиры,
В драгоценном молчаньи я жертву принес
И улыбкой укрылся от сдержанных слёз.

Бог с ним, быстро темнеет в знакомых краях.
Облетает листва, как с сердец чешуя,
Ветром движутся звёзды болотных огней
И кончается время свидания с ней.

Мне осталось проститься со звоном степей,
Потоптать мураву на заросшей тропе,
Подвенечного тёрна набрать про запас
И -- обратно в дорогу, в который уж раз.

Сенный сбор

Как это было? Зрело, наливалось,

И колосилось, и сочилась явь...

(Автоэпиграф)

Вновь странная память зарницей запляшет
И станет намного сильнее и старше,
Просторней и связней, круглей, половодней
И -- бог мой! -- свободней, свободней, свободней...

Как всё это было? Неслось по заставам
Навстречу шальным подземельным удавам(*)
По крышам, по лазам, по узким качелям,
По свет-сентябрям и по лужам-апрелям.

Как вcё это стало? Грустнело и стыло,
И примесью чавкало горькое мыло.
В песок уходило, песком становилось,
Что -- по-растрепалось, что -- по-хоронилось.

Что -- по-зарастало, что -- пере-горело,
Утихло в ночи соловьиною трелью.
В хрустящих потёмках зола серебрится,
И отблески тают на брошенных лицах...

Но острою нотой, прохладной и свежей,
Откроется тёмного лета надежда,
Души моей лотоса дрожь и опора --
Горнистое дао сенного сбора.

---------
(*) Те, кто ездил в метро лицом в "Не прислоняться", меня поймут.